«Из Лебяжьего сообщают» (1960, реж. Василий Шукшин)


Читайте и смотрите онлайн!

21/06/2020 — 31/12/2024


Читайте и смотрите онлайн!

21/06/2020 — 31/12/2024
Рубрика «Ты помнишь, как всё начиналось...»
Продолжаем вспоминать легендарных выпускников ВГИКа в рамках проекта «Ты помнишь, как всё начиналось...». Сегодня в центре внимания ученик мастерской Михаила Ильича Ромма – Василий Макарович Шукшин. 

О дипломной работе режиссёра «Из Лебяжьего сообщают» (1960) рассказывает киновед, редактор, помощник ректора ВГИК, Андрей Апостолов: 

«К моменту съемок диплома Василий Шукшин был уже востребованным актером, особенно для студента постановочного отделения. В послужном списке значились главные роли в «Двух Федорах» Марлена Хуциева и «Золотом эшелоне» Ильи Гурина, и яркий второй план в покорившей зрителя «Простой истории» Юрия Егорова. Во ВГИКе харизматичного и колоритного на грани эпатажной экзотичности провинциала в неизменных кирзовых сапогах тоже поначалу оценили именно как актера. Соученик по мастерской Михаила Ильича Ромма Александр Гордон позже вспоминал, что «заполучить себе Шукшина в отрывок была мечта многих». Первыми ролями Шукшина еще в студенческих сценических этюдах стали главные герои шолоховских эпопей, Давыдов из «Поднятой целины» и Мелехов из «Тихого Дона», из прозы Шолохова и его последний экранный образ – Лопахин в фильме «Они сражались за Родину» Сергея Бондарчука. Но если актерские достижения Шукшина-студента были беспримерными, то особенными успехами по специальности вплоть до диплома он похвастаться не мог. Первая «взрослая» работа, совместная с Диной Мусатовой курсовая, была снята с браком и так и не была представлена на суд педагогов и однокашников. Даже последовательная поддержка Роммом литературных опытов Шукшина, с одной стороны, была большим авансом таланту, с другой – как будто намекала на сомнения мастера в его режиссерском потенциале.

Дипломант, кажется, сам был не до конца уверен в своих силах. Свидетельство тому можно усмотреть в динамике изменений рабочего названия фильма, явно следующей логике локализации истории, умаления масштабов замысла. От исходного «Хлеб» в заявке, через «Посевную кампанию» в заголовке сценария, Шукшин пришел в итоге к скромно-очерковому «Из лебяжьего сообщают» во вступительных титрах фильма. Однако именно к интонации и поэтике очерка, лишенного глобальных обобщений и прозрений, но изобилующего точными и своевременными наблюдениями, автор и стремился, называя в качестве беллетристических претекстов картины известные литературно-журналистские гибриды XIX века «Письма об Осташкове» Слепцова и «Нравы Растеряевой улицы» Успенского. Сам Шукшин, верный своему неистощимому стремлению «макать перо в правду», добивался в «Лебяжьем», «чтобы люди, действующие в картине, прожили восемь рабочих часов не по законам драматургии, а по законам жизни». Великолепный рассказчик Шукшин в сценарии первого фильма хотел избежать выверенного конструирования интриги и «хитрой подстроенности» событий, следовал установке на дедраматизацию и нарочитую композиционную незавершенность. «Я особенно с легкой душой пошел на это, потому что как раз до этого услышал на одной конференции призыв министра Михайлова: «Экспериментируйте!» Со злостью думаю сейчас об этом, потому что я доэкспериментировал: картину прокат не покупает! Говорят: люди – ничего, люди есть, живые, но это не новелла. Не хватает бантика, с которым привыкли подавать картину зрителю. Можно меня сейчас заподозрить в желании оправдаться, но, честное слово, я и не хотел, чтобы это была завершенная новелла». 

Надо сказать, Шукшин сумел извлечь и определенные дивиденды из разминки фильма со зрителем. Практически не пересекающиеся, как и положено параллельным, сюжетные линии сценария впоследствии послужили основой для полноценных литературных произведений. История Сени Громова почти в точности воспроизведена в рассказе «Коленчатые валы», а личная драма секретаря райкома Ивлева обросла подробностями в повести «Там, вдали». Такие автоцитаты характерны для Шукшина, все творчество которого пронизывают сквозные мотивы и бродячие герои.

Сказался в «Лебяжьем» и неизбежный для раннего Шукшина мотив противопоставления города и деревни с очевидной авторской пристрастностью: оба отрицательных персонажа фильма (лысеющий субъект, он же работник прилавка и мещанка Наумова) оказываются выходцами из города. Не менее устойчивой, хоть и не столь акцентированной самим Василием Макаровичем, была для него в тот период оппозиция мужское/женское. Траектория сюжета «Из Лебяжьего сообщают» в этом смысле весьма показательна, женщины в фильме присутствуют в основном за кадром и исключительно как источник нестабильности, отвлекающей героев от насущных аграрных забот. Переживший измену жены Ивлев, сыгранный самим режиссером, в концовке находит утешение в рабочем аврале, в компании незатейливого и неунывающего друга Сени, в возвращении к уютной герметике мужского мира. Здесь, как и в случае с непреходящей шукшинской уверенностью в моральном превосходстве деревенского жителя, находят отражение биографические мотивы. На рубеже 50-60-х молодого Шукшина преследовали личные неурядицы. Он уже успел разорвать отношения с первой женой, алтайской возлюбленной Марией Шумской, дожидавшейся его из армии, но не простившей переезда в Москву. Отношение Шукшина к женщинам и браку в канун работы над дипломом красноречиво выражено в предостережении из письма двоюродному брату Ивану Попову: «А жениться обязательно? Я так сейчас напуган, что побаиваюсь говорить об этом. <…> А у тебя еще дополнительная опасность – тебе надо обязательно работать. Не жить, а работать. Женщины же, по-моему, из ста девяносто девять не способны этого понимать вообще. Вот главная опасность». Судя по тексту письма, проекцией личных страхов Шукшина в фильме «Из Лебяжьего сообщают» стала не только неверность супруги Ивлева, но и тунеядство Наумовой, второй жертвы адюльтера, окончившей «учительский институт», но не желающей работать в деревенской школе. Мужская самодостаточность и автономность продолжает отстаиваться автором даже когда речь заходит о традиционно женской репродуктивной функции. Сначала Сеня, раздосадованный отсутствием коленчатых валов, в сердцах обещает их родить (за что автор в одной из ремарок сценария называет его «роженицей»), а в не вошедшей в фильм финальной сцене герои картины собирались поздравлять Грая (однофамилец этого персонажа станет главным героем рассказа «Артист Федор Грай») с рождением тройни. Эта «бонусная» линия должна была сгладить, уравновесить размолвки в семьях Ивлевых и Наумовых и рифмоваться с мотивом наступившей жатвы. Известие о тройном прибавлении в семействе товарища сопровождается примечательным диалогом:

«Сеня хлопнул фуражкой об ладонь. 
– Н-н-н-ет, этот Грай меня потрясает! – воскликнул он. – У него же прошлый год двойня была! 
– Да, Сеня… Это тебе не пять минут (1) 
– Вот чёрт!.. Даже завидки берут. Надо же так… Как это происходит?.. 
– Попросите его по радио выступить. Пусть поделится так сказать».

Все выглядит так, будто Грай сам, без женской помощи, родил пятерых детей. Кажется, Пашка Колокольников в «Живет такой парень» напевает фрагмент «И за борт ее бросает / В набежавшую волну» не только из особой любви своего создателя к Стеньке Разину.

Творчество Шукшина вообще предельно автобиографично (и главный кинозамысел – фильм о Разине – как ни парадоксально, не является исключением), но в то же время остается полифоничным, не впадает в монологизм. Сыгранный Шукшиным Ивлев – отнюдь не его альтер-эго, Шукшин отражается во всех героях: и в председателе Байкалове (еще одна кочующая фамилия шукшинского словаря, позаимствованная у близких родственников семьи Поповых-Шукшиных), и в Сене Громове, который в сценарии отказывается выпить из-за язвы желудка, мучившей самого Шукшина. Дозу Сеньки- механизатора принимает в фильме лысеющий горожанин и, раздухарившись, произносит крамольное для персонажа и рискованное для автора заявление «коммунизма не будет». Сам Шукшин полагал, что напоить «паразита» его вынудил «внутренний редактор» и сокрушался потом по поводу нехватки решимости оставить эту реплику трезвому персонажу. Да и в целом, хоть дипломная работа Василия Макаровича и была оценена на «отлично», сам он вряд ли был ей полностью удовлетворен. В теоретической части диплома он сетовал на сознательно допущенную «небрежность съемки», за которую, по его словам, «получил крепкую нахлобучку от Михаила Ильича», а также жаловался на исключение из итогового монтажа нескольких важных сцен, в том числе финальной и начальной.

А начинается фильм «Из Лебяжьего сообщают» обескураживающе бесхитростно для 1960 года: в кадре – передовица районной газеты, за кадром – зрителя инструктирует менторский голос диктора. И это при том, что в своем отчете о производственной практике на съемках «Двух Федоров» Шукшин писал: «Выкинут диктор, который раздражал своими ненужными объяснениями». Решение использовать закадровый текст в дипломе было вынужденным. В литературном сценарии предполагалась прологовая сцена, где газетную новость о завершении посевной кампании в Березовском районе (в связи с переносом съемок с весны на осень в фильме речь идет уже о сборе урожая, а думы и диалоги героев посвящены не севу, а скирдованию) должен был «с комической важностью» зачитывать в купе поезда как бы случайный персонаж-обыватель. Из авторского комментария к фильму мы узнаем, что причиной её исключения стало режиссерское недовольство актёрской манерой исполнения: «Поддался пагубному влиянию актера Моргунова. Не удержал его паясничаний». Но были поводы и для безоговорочной радости и оптимистичного взгляда в режиссерское будущее. В частности, на фоне разочарования в опытном актере молодогвардейского созыва, особенно теплых комплиментов удостоился еще один вчерашний вгиковец, подсмотренный Шукшиным в эпизоде картины «Мичман Панин» Михаила Швейцера: «Очень хороший актер Куравлёв. Тонкая чистая душа, порядочный человек и умница». Эту оценку смело можно считать заявкой Шукшина на следующий фильм. В экранном облике Куравлёва Шукшин обрел идеальное воплощение эмблематического героя его раннего, «оттепельного» творчества, того самого «чудика». Во всей красе он будет предъявлен в полнометражном дебюте Василия Макаровича «Живет такой парень», который по-настоящему откроет для нашего кино не только Шукшина-режиссера, но и Куравлёва-актера, став его первой главной ролью. И сам Куравлёв позже называл Сеню Громова «эскизом к будущей роли Пашки Колокольникова». Пашка даже унаследует от предшественника речевой дефект и тоже будет заикаться, правда, не так натужно и часто, без потери реплик, словно постепенно мужая, вместе с самим автором, шукшинский герой обретал право на собственный голос и уверенную речь».

Приятного просмотра!


Проект организован при поддержке Всероссийского Государственного Института Кинематографии им. С. А. Герасимова.

12+


1 - В моменты радости Сеня напевает песенку про пять минут из «Карнавальной ночи» Рязанова.